«Русская земля»
В обители преподобного Сергия, Митрофан мог более обстоятельно познакомиться с монастырскими архивами и легендами, связанными с Сергием Радонежским. Во-вторых, если бы в 1518 г. «Сказание» уже существовало, то троицкие монахи наверняка сделали бы копию произведения, прославляющего Радонежского игумена; между тем ни одного списка «Сказания» в библиотеке Лавры не обнаружено. А вот в Павловой пустыни явно находилась рукопись «Сказания»: сборник Вол., № 661, содержавший Основной список «Сказания», несет на себе признак соприкосновения с письменностью далекого северного монастыря, основанного учеником Сергия Радонежского (в сборник включена Повесть о смерти старца Антония в Павловой пустыни). И, наконец, противо-ордынская направленность «Сказания» и резкие антирязанские выпады более уместны в обстановке потери самостоятельности Рязанского княжества (ок. 1520 г.) и опустошительного набега крымских татар на Русь в 1521 г.36 Итак, «Сказание о Мамаевом побоище» создано в период 1519—1522 гг. Читать полностью
Списки с чтением
Все списки Краткого вида делятся на два варианта в зависимости от того, как звучит вопрос, с которым игумен обращается к князю Федору: «любиши ли причастник быти аггельскому образу». В других же списках вместо «причастник» читается «причетник». Списки с чтением «причастник» образуют вариант А, а списки с чтением «причетник» — вариант Б. Указанные оба слова имеют в данном случае одинаковый смысл, поэтому исходя из анализа только одного чтения невозможно решить, какой вариант является первоначальным. Вследствие этого привлекаем для сравнения другие тексты. В варианте А довольно устойчиво (хотя и не всегда) читается «Нача игумен вопрошати», а в варианте Б вместо «вопрошати» — «воспрашивати», что представляется более сложным и потому вторичным. Таким образом, считаем первоначальным вариант А. Это в какой-то мере подтверждает и то обстоятельство, что древнейшие сохранившиеся списки Краткого вида Про-ложной редакции относятся именно к варианту А.
Списки варианта А разбиваются на две группы, имеющие свои индивидуальные отличия. В списках 1 —2—18 ошибочно указывается день пострижения князя Федора — 12 сентября (правильно — 18 сентября). Списки 13—16—19 имеют, во-первых, другой заголовок («И преставление великаго князя Феодора»), а во-вторых, содержат общие пропуски: «вон» (в фразе «повеле изити всем вон»), «и нача изнемога-ти», «и питателя», и др. В варианте Б также выделяются несколько групп. Списки 3—4—9 изменяют ряд чтений: вместо «на дворе у Святей Богородици» — «у церкви Святыя Богородица», вместо «весь град» — «весь народ», вместо «дети мои» — «чада моя», вместо «кормителя» — «накормителя», и др. Список Увар., № 926 испытал влияние варианта А («причастьник»), хотя такое влияние не исключено и на всю группу. Списки 5—7—15 по-своему искажают древний текст: «наказати» осмысливается как «яко и казати», «по пострижении» — как «постриженъ и», «честне и боголеп-не» — как «боголепне честне», и др. Списки 6—8—11 —12 заменяют слово «дружине» на «службе», опускают слова «учити и наказати и пре-бывати во единении любви» и содержат ряд других неточностей.
Изучение рукописной традиции Проложной редакции
Особенно близки списки Увар., № 828 и Син., № 249, переписанные одним писцом с общего оригинала. Рукопись из собр. Невоструева, № 18 подверглась влиянию варианта А («причастник быти или причетник быти»). Каждому из списков 10—14—17 присущи индивидуальные отклонения, однако их сближают общие чтения «плач неутешен» (вместо «плач неутешим»), «оже ли кто не соблюдет вас» (вместо «оже ли кто вас не соблюдет»), «словеси сего» (вместо «сего словеси»).
Изучение рукописной традиции Проложной редакции приводит к выводу, что она не могла быть создана ранее 1463 г.— года обретения мощей князя Федора Ростиславича и последовавших первых чудес исцеления. Можно сомневаться, что внесение в Пролог статьи, посвященной князю Федору, было санкционировано ростовским архиепископом Трифоном (1462—1467), с недоверием относившимся к новому «чудотворцу» (хотя в конце крнцов архиепископ раскаялся и ушел на покой именно в Спасо-Ярославский монастырь). Скорее всего, это было сделано при новом владыке Вассиане, поставленном на ростовский архиерейский стол в конце 1467 г.— следовательно, не ранее 1467 г. Как раз в конце 1460-х годов зафиксировано появление первых произведений, посвященных Федору Ярославскому: имею в виду Службу Федору, известную по списку ГИМ, собр. П. И. Щукина, № 331, датированному 1469 г.
Указание в Минее на «память преподобнаго князя» и «преславное его житье» (л. 67) явно свидетельствует о существовании памятника, в котором прославлялись «память» и христианские добродетели Федора Ярославского,— т. е. Проложной редакции его Жития. Исходя из этого, можно датировать возникновение Краткого вида Проложной редакции временем между 1467 и 1469 г. Пространная статья Проложной редакции состоит из двух частей: первая представляет биографическую справку о князе Федоре с восхвалением его христианских добродетелей, вторая — совпадающий с Кратким видом рассказ о последнем дне жизни князя, его пострижении и кончине. Еще Н. И. Серебрянский отметил, что биография-характеристика Федора присоединена к рассказу о его кончине чисто механически, с повтором слов о пострижении Федора в монашество и неудачным исправлением дня пострижения (18 сентября) на день кончины (19 сентября)20. Таким образом, Пространный вид Проложной редакции является производным от Краткого вида.
«Сказание о Мамаевом побоище»
Этот вывод, сделанный Серебрянским на основе анализа всего четырех списков Проложной редакции, можем подтвердить данными более 80 списков, выявленных к настоящему времени. Внесем уточнение: Пространный вид является производным от Краткого вида варианта Б. «Сказание о Мамаевом побоище» формально не подходит под определение агиографического жанра, оно ближе к древнерусским воинским повестям, но, с другой стороны, это произведение создано, без сомнения, церковным писателем, содержит чудесный элемент, поэтому может быть рассмотрено в рамках настоящей работы. Кроме того, «Сказание» представляет развитие на историческом материале известного сюжета о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского перед сражением на Куликовом поле, входящего во все известные редакции Жития Сергия Радонежского1.
В вопросе о датировке «Сказания о Мамаевом побоище» до сих пор нет установившегося мнения. Авторитетный исследователь памятника Л. А. Дмитриев в обобщающей статье, посвященной истории изучения «Сказания», следующим образом сформулировал свое отношение к проблеме: верхней границей создания «Сказания» является рубеж XV—XVI вв., а наиболее вероятным временем — первая четверть XV в., вскоре после Едигеева нашествия2. Однако многочисленные анахронизмы и неточности изложения вызывали у многих специалистов сомнение в раннем происхождении «Сказания». Наиболее обоснованно эти сомнения выразил В. А. Кучкин. Исследователь подметил, что упоминание в «Сказании» Константино-Еленинских ворот Московского Кремля (ранее называвшихся Тимофеевскими) связано со строительством новых кремлевских стен после 1485 г.— следовательно, памятник не мог быть написан ранее 1485 г. Кроме того, проявляющуюся в «Сказании» антикатолическую тенденцию В. А. Кучкин связал с практикой перехода на московскую сторону православных князей, недовольных католическим засильем в Литовском великом княжестве, и отнес составление «Сказания о Мамаевом побоище» к началу XVI в.3 Врочем, последний довод не представляется бесспорным: случаи перехода западнорусских правителей на сторону Московского князя наблюдались и ранее. В настоящее время имеется возможность уточнить датировку «Сказания о Мамаевом побоище». Начнем с анализа верхней хронологической границы. Бытующее в литературе мнение, что «Сказание» входило в Первую редакцию Вологодско-Пермской летописи, на самом деле неправомерно. Наш памятник содержится среди дополнительных статей Лондонского списка, но его нет, например, в списке Беловского.
Происхождение
Сам Лондонский список (далее: Л) достаточно поздний (второй половины XVI в.), и поэтому не известно, на каком этапе истории Вологод-ско-Пермской летописи «Сказание» было присоединено к ее Первой редакции. Характерно, что Вторая редакция летописи (20-х годов XVI в.) его не содержит и только в Третьей редакции «Сказание» уже в переработанном виде было включено в основной текст летописи — следовательно, не ранее 30-х годов XVI в. Поэтому при определении верхней границы времени создания «Сказания» следует ориентироваться на датировку старших его списков. Старшим и лучшим списком «Сказания о Мамаевом побоище» справедливо считается список О (РНБ, О. IV.22)4. Сборник принадлежал некогда П. М. Строеву: на л. I рукой археографа записано: «Библиотеки П. Строева. Октября 1. 1817». Представляет собой конволют из двух рукописей (л. 1—18 и 19—90), «Сказание» расположено на л. 19— 90. В литературе список О датировался неопределенно второй четвертью XVI в.5, но теперь мы можем уточнить время создания списка и выяснить его происхождение. Текст на л. 19—90 писан одним почерком. Сами л. 19—90 составляют 9 тетрадей (по 8 листов в каждой), причем видна старая нумерация тетрадей: первая тетрадь имеет номер 9, вторая — 10, на других тетрадях номера срезаны при переплетении. Очевидно, л. 19—90 списка О ранее составляли часть некоторой рукописи, и искомую рукопись удалось определить: это сборник РГБ, ф. 113 (Собр. Иосифо-Волоколамского монастыря), № 661.
Происхождение Основного списка «Сказания о Мамаевом побоище» теперь проясняется: список скопирован в конце 20-х — начале 30-х годов XVI в. в Иосифо-Волоколамском монастыре (см. сноску 6) или в Павловой пустыни (см. сноску 9) для князя-инока Дионисия Звенигородского. В 1538 г., после кончины Дионисия10, сборник со «Сказанием» поступил в библиотеку Иосифо-Волоколамского монастыря. В 1817 г. археограф П. М. Строев, описывая рукописи монастырской библиотеки, вырезал листы со «Сказанием» и составил из них новый сборник, который в начале 1820-х годов в числе прочих манускриптов был продан графу Ф. А. Толстому (теперь это сборник РНБ, О. IV.22). Другие старшие списки «Сказания о Мамаевом побоище» датируются близким временем. Оригинал Никоновской летописи (список Оболенского), в которой «Сказание» получило новую редакцию и было переработано с привлечением Пространной летописной повести, создан в 1526—1530 гг.11 30-ми годами XVI в. датируется список У (РГБ, ф. 310, № 578)12.
Совпадения текста «Сказания» с летописями
Таким образом, можно считать, что в первой четверти XVI века «Сказание о Мамаевом побоище» уже существовало. Для определения датировки снизу необходимо выяснить, какой летописный текст был использован в качестве источника «Сказания». Рядом исследователей высказывалась мысль, что в «Сказании» была использована Пространная повесть о Куликовской битве, известная по Софийской I и Новгородской IV летописям, но наиболее квалифицированно этот тезис был развит в статье М. А. Салминой13. Л. А. Дмитриев, признавая, что в «Сказании» и Летописной повести действительно много общего в освещении и интерпретации фактов, однако пришел к выводу, что попытки доказать текстуальную зависимость между обоими памятниками являются неубедительными14. И все-таки следует согласиться с М. А. Салминой, что перекличка образов, композиционной структуры, отдельных фрагментов текста «Сказания» и Летописной повести настолько бросается в глаза, что предполагать их независимое происхождение невозможно. Важно поэтому определить близость текста «Сказания» к той или иной летописной традиции.
Источником «Сказания» не могла быть Новгородская IV летопись, так как в ней сообщение читается несколько иначе: «И посла по брата своего Володимера и по всех князей руских и по великиа воеводы» (РНБ, F.IV.603, л. 362 об.). Близость же «Сказания» к Софийской первой летописи несомненна. Слова о «пролитии слез» переработаны, как мы убедились выше, на основании «Слова о житии великого князя Дмитрия Ивановича», а вот введение в повествование иконы Нерукотворного образа Спаса следует отнести к творчеству самого автора «Сказания о Мамаевом побоище». Еще ранее он описал сцену моления великого князя в «лож-нице своей» перед «иконою Господня образа, еже в возъглавии его стояше» (У (л. 339), О(28)). Другую молитву произносит князь на коленях перед изображением Нерукотворного Спаса на главном боевом знамени (О(39))23. Таким образом, Нерукотворный образ Спаса — отнюдь не случайный элемент повествования, а объект особого почитания для автора «Сказания». Совпадения текста «Сказания» с летописями различного происхождения могут быть удовлетворительно объяснены только влиянием этих летописей на «Сказание», конечно, при условии, что все рассмотренные летописные источники были доступны автору «Сказания». Оказывается, такой летописный свод, включавший в качестве составляющих Софийскую I летопись старшего извода, тексты свода 1477 г.
Повесть о Куликовской битве
И свода 1479 г., существовал: именно на этих компонентах построена общерусская основа Вологодско-Пермской летописи24. Самое удивительное состоит в том, что бытовали выборки из указанной общерусской основы Вологодско-Пермской летописи в виде, как раз подходящем для использования в «Сказании». Например, рукопись РГБ, ф. 178, № 3271 (кон. XV — нач. XVI в.) содержит отдельные большие повести (извлеченные из Софийской I летописи и Московского свода 1479 г.) и связное летописное изложение, доходящее лишь до 1452 г., затем статью о Новгородском походе Ивана III в 1471 г.(!) и, наконец, статью о «Стоянии на Угре» в 1480 г. О параллелях в тексте «Сказания» и Повестях о Куликовской битве и Новгородском походе 1471 г. я уже упомянул, но в «Сказании» имеется также след знакомства его автора со статьей о «Стоянии на Угре» как раз в варианте Вологодско-Пермской летописи. Имею в виду рассказ об обычае посылать Ордынскому хану в качестве подарка «тешь»: в отмеченном Музейном летописце и Вологодско-Пермской летописи говорится, что Иван III послал «царю тешь велику» (Муз., № 3271, л. 255 об.), в «Сказании» Оль-герд посылает Мамаю «с великыми дары и с многою тешью царьскою»
Общерусская основа Вологодско-Пермской летописи сложилась в конце XV в. при дворе Сарского епископа, поскольку имя епископа Прохора упоминается здесь наиболее часто. Можно предполагать, что автору «Сказания» общерусская компиляция была доступна в виде извлеченных из летописи больших повестей, среди которых находились Повесть о Куликовской битве, Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича, Повесть о Новгородском походе 1471 г. и Повесть о стоянии на Угре в 1480 г. В любом случае летописная компиляция, послужившая источником для «Сказания», сформировалась только в конце XV в., следовательно, ранее этого времени само «Сказание» создано быть не могло. Вывод об использовании в «Сказании» летописного источника типа Муз., № 3271 позволяет объяснить ошибку в имени Коломенского епископа, благословившего Дмитрия Донского на сражение. В 1380 г. епископом в Коломне был Герасим, но в «Сказании» назван «архиепископ Геронтий» (О(34)). Вызывает недоумение не только имя Коломенского епископа, но и его титул — «архиепископ». Разгадку содержит текст все той же статьи о Новгородском походе 1471 г., в конце которой помещено известие о поставлении Рязанского епископа Феодосия.
Поиск великого князя Дмитрия Ивановича
Здесь перечисляются владыки, участвовавшие в церемонии: «архиепископ Ростовский Васьян, Суздальский епископ Евфимей, Коломенский Геронтей, Сарский Прохор, Пермьский Филофей». При прочтении летописного известия (может быть, еще в протографе?), вероятно, была пропущена часть текста и получился «архиепископ Коломенский Геронтий», а поскольку статья о Новгородском походе в Музейном летописце не имеет годовой даты, автор «Сказания» предположил, что Геронтий был Коломенским епископом и во времена Дмитрия Донского. Характерно, что при составлении того вида «Сказания», который отразился в Лондонском списке, Распространенной редакции, Печатном варианте и некоторых списках варианта Ундольского, была произведена сверка с той же самой указанной статьей и имя Коломенского епископа теперь прочли так: «епископ Евфимей Коломенской» — в результате чего на страницах «Сказания» стал действовать «епископ Евфимей» (Л(243), Распр.(85), Печ.(112)). Кстати, в силу своего выборочного характера летописный источник «Сказания» мог не содержать известия о смерти Ольгерда в 1377 г., поэтому составитель посчитал, что Ольгерд был жив в 1380 г. и вставил его имя в свое повествование. Читать полностью
Герман Тулупов
Герман Тулупов выправил текст (и заголовок) по макарьевским Великим Четьим Минеям. Поскольку эта правка не отразилась в Тихонравовском списке, то последний не может восходить к Тулуповскому. В свою очередь, Тулуповский и Тихонравовский списки не восходят к Библиотечному, поскольку в Библиотечном списке имеются свои искажения: после слов «съкрывшаго талантъ» (л. 201) опущено «господина своего»; после слов «браняаше ему итти» (л. 202) опущено «в Орду»; вместо «соимася» написано «поимася» (л. 204); после слов «не дадяше сна очима своима» добавлено «ни вТкома дрТманиа» (л. 206 об.); пропущены слова «в он же день, аще тужу, приклони ко мнТ ухо Твое» (л. 206 об.); название реки Адеж, испорченное в Тулуповском и Ти-хонравовском списках («идТже»), в Библиотечном вообще опущено (л. 210 об.). Читать полностью
Пересвет
Судя по несомненным литературным достоинствам памятника, его автором могли быть созданы и другие произведения. Автор «Сказания» являлся постриженником Троице-Сергиева монастыря или имел к нему непосредственное отношение. Такое предположение следует из того предпочтения, которое оказывается в тексте памятника личности преподобного Сергия Радонежского: перед походом великий князь со всем воинством отправляется в Троице-Сергиев монастырь за благословением, Сергий предсказывает победу князю Дмитрию и дает ему двух воинов от «своего полка» — Пересвета и Ослябю; Олег Рязанский впадает в уныние, узнав, что великого князя Дмитрия вооружил своей молитвой прозорливый Сергий Радонежский; перед самым сражением Сергий присылает благословенную грамоту и «богородичный хлебец»; с именем Сергия на устах начинает свой поединок Пересвет. Читать полностью